Махабхарата – величайший летописный памятник Культурного Наследия Древней Руси. Часть 17.
Автор:
Всеславъ
− соратник Родобожия.
В семнадцатой части этой статьи мы продолжаем знакомство с Махабхаратой, осмысливая её Древние Славяно-Арийские образы. Перед началом чтения 17-й части этой статьи советую прочитать сначала её предыдущие части:
- 1-я часть
- 2-я часть
- 3-я часть
- 4-я часть
- 5-я часть
- 6-я часть
- 7-я часть
- 8-я часть
- 9-я часть
- 10-я часть
- 11-я часть
- 12-я часть
- 13-я часть
- 14-я часть
- 15-я часть
- 16-я часть
Разъяснение древних Славяно-Арийских образов.
Разъяснение образов, встречающихся в этой главе, даётся не в алфавитном порядке, а для удобства усвоения их смысла – в порядке их появления в тексте стихов.
Кичака. В соответствии с Симфоническим Санскритско-Русским Толковым Словарём Махабхараты академика Б.Л. Смирнова (в дальнейшем, для краткости – ССРТСМ) разъяснение таково: KICAKA — бамбук; военачальник царя Вираты, брат жены царя, Судешны, убитый Бхимой за посягательство на любовь Драупади.
Рассмотрим образное значение имени Кичака: Ки – Разрушение, Ч – Червль (Черта, ведомая людям созидающим), А – Асъ (Азъ – Богочеловек), Ка – Союз (Взаимосвязь). Объединённый образ: «Богочеловек, разрушающий взаимосвязь с тем, что находится за чертой, ведомой людям созидающим».
Сутапутра. В соответствии с ССРТСМ: Sutaputra – сын возничего (suta — возничий), putra – cын (сута — варна бардов, сыновей браминов от матерей кшатриек).
Образное значение имени Сутапутра таково: С – Слово, У – Устой, Т – Твердо, А – Асъ (Азъ – Богочеловек), П – Покой, Ра – Изначальный Свет Прародителя. Совместив образы воедино, получим: «Богочеловек, словом утверждающий Устои Изначального Света Прародителя».
Ракшас. В соответствии с ССРТСМ: Rаksas – злой дух, живущий в лесах, вредящий отшельникам и всем, кто попадает в лес.
Рассмотрим образное значение слова Ракшас: Ра – Изначальный Свет Прародителя, К – Ки – Разрушитель, Ш – Ширь (Могущество), Ас – Асъ (Азъ – Божественное существо в человекообразном теле). Объединённый образ: «Могучее человекообразное существо, разрушающее Изначальный Свет Прародителя.
Вина. В соответствии с ССРТСМ: Vina – музыкальный инструмент, род лютни, изобретение которого приписывается Мудрецу Нараде.
Образное значение слова Вина таково: В – Веды, И – Истина, На – прими (получи). Совместив образы воедино, получим: «Дарующая ведание Истины».
Синдха. В соответствии с ССРТСМ: Sindhu – поток; так назвали пришлые Арии главную реку Пятиречья — Инд.
Рассмотрим образное значение слова Синдха: С – Слово (Речь, Река), Ин – Женская земная Сила Прародителя, Д – Добро, Ха – Мужская Небесная Сила Развития Прародителя. Объединённый образ: «Река, несущая Добро и объединяющая женскую земную и мужскую Небесную Силы Прародителя». Синдха – Древлесловенское название реки, ныне называемой Доном. Синдхи – наши Предки, жившие на землях, расположенных вдоль Дона (донцы, дончане).
Нишка. В соответствии с ССРТСМ: Niska – золотая монета различного достоинства.
Образное значение слова Нишка таково: Ни – отрицание, Ш – Ширь (Величина), Ка – Союз (Единение). Совместив образы воедино, получим: «Невеликое соединяющая».
СКАЗАНИЕ О ПРИКЛЮЧЕНИЯХ ПЯТИ БРАТЬЕВ И ИХ ЖЕНЫ.
Вирата Парва (Книга четвёртая), главы 1-23.
ВОЕНАЧАЛЬНИК КИЧАКА СУТАПУТРА ОСКОРБЛЯЕТ ЖЕНУ ПАНДАВОВ.
Прошло десять месяцев службы примерной.
Была Драупади служанкою верной.
Царевна, достойная тысяч служанок,
До ночи трудилась теперь спозаранок.
Узрел её Кичака — войска Вираты
Начальник могучий и зоркий вожатый:
На женской блистала она половине,
Красою подобна – Небесной Богине.
Он, Бога Любви поражённый стрелою,
Предстал пред сестрой, пред Судесной, с хвалою:
«Скажи мне, сестра: появилась откуда
Служанка твоя — ясноглазое чудо?
Схожу я с ума, красотой изумлённый,
Как будто вином молодым опьянённый.
Готов я, как раб, подчиняться приказам
Красавицы, властно смутившей мой разум.
Я жизнь обрету, покорясь её власти,
Иначе умру от сжигающей страсти.
В мой дом изобильный, богатый, радушный,
Где есть колесницы, слоны и конюшни,
Ковры и каменья, служанки и слуги,
Пускай она вступит по праву супруги»!
Затем к Драупади, служанке-царице,
Пришёл, — так шакал приближается к львице, —
Со льстивою речью: «Поверь, ты прекрасна, —
Зачем же должна ты поблекнуть напрасно?
Хотя, как цветок, ты достигла расцвета,
Гирлянда цветов на тебя не надета.
Всех жён моих старых возьми ты в рабыни, —
Да стану рабом твоим верным отныне»!
Ему Драупади сказала в то утро:
«Зачем ты стремишься ко мне, Сутапутра, —
Такой неприглядной и низкой по касте?
Зачем от запретной трепещешь ты страсти?
Тебе — не жена я, люблю я другого,
И в этой Любви — честной жизни основа.
Чужую жену возжелать — преступленье:
Позор обретёшь и впадешь в ослепленье.
Меня охраняют мужья-полубоги.
Гандхарвы злопамятны, мстительны, строги.
Их грозная ревность тебя уничтожит,
Погибнешь — безумцу никто не поможет!
Стоишь, как дитя, у реки, и на правый
Ты с левого берега ждёшь переправы, —
Пойми, неразумный: и за океаном,
И в недрах Земли, и на небе туманном, —
Нигде, ни в каком ты не скроешься месте,
От их не спасёшься карающей мести.
Желая меня, ты подобен мужчине,
Что, вдруг заболев, устремился к кончине.
Чтоб месяц схватить, словно глупый ребёнок,
Ты высунул руку свою из пелёнок»!
Отвергнутый, снова к Судесне пришёл он,
Сказал: «Я желаньем пылающим полон.
Чтоб я не погиб, помоги мне, Царица,
С прекрасной служанкою соединиться».
Судесна ответила, брата жалея,
А также о собственной пользе радея:
«Ты в доме своём прикажи в преизбытке
Готовить и вкусную снедь и напитки.
Пришлю Драупади, и ты без помехи
Склони её лестью к любовной утехе».
Воитель, в свои возвратившись покои,
Питьё приказал приготовить хмельное,
Зарезать баранов и коз в изобилье, —
Его повара преискусными были.
Узнав, что он выполнил дело чудесно,
Сказала красивой служанке Судесна:
«Питьё принеси мне от Кичаки. Стражду,
Хочу поскорей утолить свою жажду».
А та: «Не пойду. Ты ведь знаешь, Царица,
К чему он, порочный и подлый, стремится.
Распутною в доме твоём я не стану,
Любимым мужьям изменяющей спьяну.
Ты вспомни, внимающая славословьям,
С каким я к тебе нанималась условьем.
Нет, к Кичаке я не пойду. В исступленье
Он мне, одурев, нанесёт оскорбленье.
Есть много служанок твоих, о, благая,
Скажи, пусть пойдёт к сластолюбцу другая».
Судесна: «Поскольку ты послана мною,
Ступай к нему в дом со спокойной душою».
Сказала и кубок дала ей из злата.
Пошла Драупади, волненьем объята.
Решила: «Пойду, ибо верность-охрана:
Мужьям пятерым я верна постоянно».
И Солнцу — светящему Сурье — взмолилась,
И Сурья послал слабой женщине милость:
Он ракшаса дал ей, — да станет ей стражем,
Незримой преградою проискам вражьим!
Увидев красавицу, тонкую в стане,
Подобную робкой, испуганной лани,
Был Кичака счастлив, — безстыжий, лукавый, —
Как лодку увидевший у переправы.
Сказал: «Госпожа и владычица счастья!
И шкуры степных антилоп, и запястья,
И серьги получишь ты, и ожерелья,
А также вино для любви и веселья!
Ты вместе со мною взойди госпожою
На ложе, что устлано пышной парчою».
А та: «Утолить свою жажду желая,
Царица велит, чтоб напиток взяла я».
А Кичака: «Так по тебе я тоскую!
К Царице отправлю служанку другую».
Он обнял её, но она, вырываясь,
Толкнула безчестного, намереваясь
Найти у Юдхиштхиры-мужа спасенье.
Но только собранья достигла в смятенье,
За косу схватил её Кичака дикий,
Ударил ногой на глазах у Владыки.
Но ракшас, — ей данная Солнцем охрана, —
Как вихрь, повалил сластолюбца нежданно,
И тот без сознанья упал, опозорен,
Свалился, как ствол, что подрублен под корень.
Пред взором Юдхиштхиры и Бгимасены
Ударил красавицу воин презренный,
И жаждал Бгима, разъярённый, расплаты, —
Хотел он убить полководца Вираты,
Но в страхе, что узнаны будут скитальцы,
Юдхиштхира пальцами сжал его пальцы.
Тогда, на супругов подавленных глядя,
Сказала Вирате, в слезах, Драупади,
Мужьям предана и душой справедлива, —
Казалось, что оком сжигал её Шива:
«Жену храбрецов, перед кем супостаты
Дрожат, — он ударил ногою, проклятый!
Жену повелителей, правящих мудро, —
Ногою ударил меня Сутапутра!
Жену гордецов с тетивою тугою, —
Ударил меня Сутапутра ногою!
Жену благородных и чистых, как утро, —
Ударил ногою меня Сутапутра!
Жену ратоборцев, опасных Вселенной,
Ударил ногой Сутапутра презренный!
Но где же отныне для слабых защита?
Где Витязей гордая удаль сокрыта?
Мужчины они, может быть, только с виду,
Коль женщины терпят позор и обиду!
Где ярость сердец правосудных и гневных, —
Иль, может быть, каждый безсилен, как евнух?
Где видано, чтоб оставались спокойны
Мужья, если бьёт их жену недостойный?
Как терпит Вирата безчестье такое, —
Чтоб мне наносили, безвинной, побои?
О, Царь, не как Царь ты ведёшь себя ныне,
В стране у тебя Правды нет и в помине,
Такого, как Кичака, в доме взлелеяв,
Как видно, ты ценишь одних лишь злодеев.
Ни ты, и ни Кичака, и ни вельможи
Твои — на достойных судей не похожи!
О, Царь, справедливым ты станешь едва ли,
Стерпев, чтоб меня при тебе избивали.
Так пусть Сутапутры поступок позорный
Осудит и каждый судья, и придворный!»
Вирата: «Не зная причин вашей ссоры,
Свершу ли я суд справедливый и скорый»?
Но поняли знатные слуги Вираты,
Что в Кичаке — дело, что он — виноватый.
Сказали придворные о Драупади:
«Подобна, прекрасная, высшей награде
Тому, кто женат на такой ясноокой,
Пленительной телом и мыслью высокой».
Юдхиштхира потом покрылся: «Уйди ты
К Царице, — жене приказал он, сердитый, —
Ведь Витязей жёны, шагая сквозь беды,
Совместно с мужьями достигнут победы.
Я мыслю: не время теперь для волненья.
Мужья твои, видно, такого же мненья, —
Недаром, не гневаясь и не печалясь,
Гандхарвы на помощь к тебе не примчались.
Не знаешь ты времени гнева и злости,
Мешаешь ты людям, играющим в кости,
Вбежала сюда, как плясунья-певица, —
Ступай же, Гандхарвов сердить не годится».
В ответ — Драупади: «Безсилье их зная,
Мужьям своим, всё ж, пребываю верна я.
Так слабы они, что страшат их злодеи,
А старший, — он в кости игрок, — всех слабее»!
В покои Судесны пошла со слезами,
С рыданьем, с распущенными волосами,
Как месяц, пробивший тяжелые тучи,
Сверкал её лик многогневный и жгучий.
Судесна: «Зачем ты приходишь, рыдая?
Скажи, кто ударил тебя, дорогая?
Кто будет сегодня наказан сурово?
Поведай же, о, ясноглазая, слово»!
А та: «На глазах у вельмож и Вираты
Ударил меня Сутапутра проклятый».
«Велю, если хочешь ты, прелюбодея
Убить!» — отвечала Судесна, краснея.
Служанка: «Другие найдутся для мести.
Сегодня умрёт совершивший безчестье»!
ДРАУПАДИ ПРОСИТ БГИМАСЕНУ ОТОМСТИТЬ ЗА НЕЁ.
Ушла дивнобёдрая с думой о мщенье.
Сперва, совершила она очищенье,
От скверны очистила плоть и одежду,
Обиду копя и лелея надежду,
Заплакала в жажде расплаты мгновенной.
Тогда-то пришёл ей на ум Бгимасена.
Решила: горячий и неукротимый,
Поможет он преданной, верной, любимой.
Она поднялась среди ночи с постели,
Отправилась к мужу, пошла к своей цели,
Измучена бременем тяжких мучений,
Но духом воспрянув, пришла к Бгимасене.
Казалось, что сила быка ей желанна!
Она, как могучее древо — лиана,
Руками его обвила, как ветвями,
Того разбудила, кто спорит со львами, —
Как птиц и животных владычица-львица!
Казалось, что музыка вины струится,
Когда разбудила его со словами:
«Вставай же, вступающий в битву со львами!
Ты спишь, как мертвец, тратишь время впустую,
Но жив возжелавший супругу чужую!
Не спи, ибо жив полководец Вираты,
Сей грешник преступный и враг мой заклятый».
Разбуженный, сел Бгимасена на ложе,
И встал, и взглянул, с тёмной тучею схожий.
Сказал: «Ты осунулась и побледнела.
Какое тебя привело ко мне дело?
Ты можешь доверить мне радость и горе,
Прибегнув ко мне как к надёжной опоре.
И то, что противно, и то, что приятно,
Поведав, скорей возвращайся обратно».
А та: «Как не плакать мне, горем сожжённой.
Юдхиштхире ставшей женою поконной?
Не он ли, скажи, проиграв меня в кости,
Велел: «Как рабыню, жену мою бросьте
К ногам властелина»? Поведай, какая
Царевна в живых бы осталась, страдая
Как я, Драупади? Того ли мне мало,
Что в плен я к властителю Синдха попала?
Жена, чьи мужья — столь могучие братья,
Должна ли снести оскорбленье опять я?
Ударил меня Сутапутра ногою.
Как жить мне с обидой моей и тоскою?
При всех он избил меня, Воин Вираты, —
Как жить мне теперь, коль не вижу расплаты?
Сей Кичака подлый, душою — уродец,
Сей родич Вираты, его полководец,
«Женою мне стань», — низменный и безчестный, —
Не раз предлагал мне, служанке Судесны.
Как плод, что созрел, — по вине его страсти, —
Моё разрывается сердце на части.
Но также в печали моей безконечной
Повинен и брат твой, игрок безсердечный.
Кто мог бы, как он, променять государство
На жизнь игрока, на скитанья, мытарства?
Все годы свои он проигрывал нишки.
Казалось, казною владел он в излишке,
Но где же теперь колесницы, каменья,
Где кони и мулы, стада и именья?
Глупец, он когда-то был самонадеян,
Игрок, он Богинею Счастья – осмеян.
Игра для него — ремесло, а когда-то
Владел он слонами в гирляндах из злата,
Пред ним в Индрапрастхе склонялись вельможи,
А сам возлежал он на царственном ложе.
Гостей угощали весь день спозаранок
Сто тысяч его поварих и служанок,
Он тысячи нишков дарил неимущим,
А стал игроком и бродягою сущим!
Певцы-златоусты его величали,
С утра и до ночи хваленья звучали,
Сто тысяч учёных, изведавших Веды,
Исполнены Знаний, вели с ним беседы.
Оказывал помощь Юдхиштхира кроткий
Безсильным и старым, слепцу и сиротке,
А ныне, игрок, стал он жалким слугою
Правителя Матсьев, зовётся Канкою.
Он требовал дани с Царей, но Вирату,
Как шут, он теперь развлекает за плату.
Он был Господином Царей-Властелинов,
А стал он рабом, государство покинув.
Весь мир озарял он блистаньем когда-то,
А ныне с ним в кости играет Вирата.
Жрецов и Героев где прежний владыка?
На сына Панду, сын Панду, погляди-ка!
Проводит он годы бездумно, безвольно, —
Ужель за Юдхиштхиру брату не больно?
На отпрыска Бхараты, Бхараты отпрыск,
Взгляни, — только слабый увидишь ты отблеск!
Ты понял, что я погибаю средь моря
Страданья и горя, с волнами их споря?
Ещё об одной расскажу тебе муке,
И ты не сердись на меня, крепкорукий.
Сражаешь ты тигров и львов на собранье,
А я, ужасаясь, теряю сознанье.
От зрелища вдруг оторвавшись, Царица
Тогда восклицает: «Моя мастерица
Влюбилась в Баллаву. Ей, бедненькой, страшно,
Чуть повар сойдётся со львом в рукопашной.
Кто женщин поймёт? Но подходит же, право,
Красивой служанке красавец Баллава.
Давно уже, видно, друг с другом спознались:
В одно они время у нас оказались».
Иль мало мне видеть Юдхиштхиры участь?
Вдобавок — насмешек язвительных жгучесть!..
Взгляни на другого: он бился с Богами, —
Теперь добывает он пищу ногами!
Вступавший со змеями в бой без опаски, —
Царевну теперь обучает он пляске!
Леса вместе с Агни сжигал полководец,
А ныне — он пепел, попавший в колодец!
Страшились Воители стрел его гневных,
А ныне живёт он средь женщин, как евнух!
Он мир потрясал тетивы своей звоном, —
Теперь звонким пением нравится жёнам!
В венце — в блеске Солнца — был недругам страшен,
А ныне косой и кудрями украшен.
Божественным прежде владевший оружьем,
Он серьги надел, — будто не был он мужем!
В боях побеждавший Царей-чужестранцев,
Он сделался ныне учителем танцев!
Дрожала от грома его колесницы
Земля, — и селенья в лесах, и столицы,
И то, что недвижно, и то, что подвижно,
А ныне, а ныне — уму непостижно! —
В нарядные женские платья одетый,
Звенит он серьгами и носит браслеты!
Поёт он, когда все красавицы в сборе,
Смотреть мне на грозного Арджуну — горе!
Как слон в пору течки средь самок, — таков он
Средь женщин, прелестницами очарован!
О, горе мне! Лучник, возглавивший рати,
Теперь состоит плясуном при Вирате!
Известно ли Кунти, их матери славной,
Что стал плясуном её сын Богоравный,
Что старший, чей недруг ещё не родился,
В презренные кости играть подрядился!
А третий? Смотрю я с печалью во взгляде:
Идёт Сахадэва в пастушьем наряде!
За ним я не знаю поступка дурного,
Хотя о нём думаю снова и снова.
За что же наказан твой брат? Разве надо,
Чтоб шёл он, как бык, средь коровьего стада?
Он бродит в одежде пастушеской красной,
И больно смотреть мне на мужа, несчастной.
Свекровь говорила мне о Сахадэве:
«Отважен, подобен стыдливостью деве,
Любимец мой, с речью, звучащею нежно.
Служи ему в долгих скитаньях прилежно»!
И вот — моё сердце заходится в плаче,
Как вижу, что спит он на шкуре телячьей.
Четвёртый стал конюхом… Где ж его свойства,
Три качества: ум, красота и геройство?
Воитель, блиставший отвагою ратной, —
Коней обучает. Как счастье превратно!
Великоблестящий и Великодушный, —
О, горе мне, ныне он пахнет конюшней!
Сын Кунти, о доле моей поразмысли.
Все беды Земли надо мною нависли!
Юдхиштхира — ваших несчастий причина,
Но есть у меня и другая кручина.
С тех пор как твой брат проиграл меня в кости,
Я стала добычей позора и злости.
Служанка Судесны, в её помещенье
Прислуживаю при её очищенье.
Я — царская дочь, и, страдая жестоко,
Я все-таки жду заповедного срока.
Всё бренно в пределах удела Земного,
Мужья мои — верю — возвысятся снова.
Судьба от единой причины зависит,
И то, что унизит нас, то и возвысит.
Сперва, отдаём, а потом сами просим,
Нас бросивших в яму потом сами сбросим.
Нельзя нам уйти от судьбы: оттого-то
Я, веря в судьбу, жду её поворота.
Сменяются лёгкими трудные годы,
Где были, там вновь заволнуются воды.
Кто, жертва судьбы, не исполнил стремлений, —
Пусть страстно стремится к её перемене.
Ты спросишь, — зачем говорю я об этом?
Спроси, — облегчу свое сердце ответом:
Могу ль не страдать, свою гордость низринув,
Я, царская дочь и жена Властелинов?
Панчалы скорбят, и страдают Пандавы,
Я плачу: остались мужья без Державы!
Кто, равная мне, столь возвышенной ране,
Познала так много скорбей и страданий?
Быть может, причина теперешних бедствий —
Допущенный грех перед Сварогомъ в детстве?
Смотри, что со мною, измученной, сталось.
Не лучше ль была я, когда я скиталась?
Ты вспомни: я прежде всегда веселилась,
Теперь в моём сердце — тоска и унылость.
Не в том ли причина, что, Витязь могучий, —
Стал Арджуна пепла потухшего кучей?
Кто знает, как движется в мире живое?
Кто мог бы предвидеть паденье такое?
Вы, равные Индре, в лицо мне смотрели,
Чтоб волю мою угадать, — неужели
Я знала, что я, Госпожа и Царица,
Начну недостойным заглядывать в лица?
Взгляни, сын Панду: разве я не владела
Землёй, никогда не знававшей предела, —
Смотри же: служанка теперь Драупади!
И спереди шли мои слуги, и сзади, —
Теперь я хожу за Судесною следом.
Когда же настанет конец моим бедам!
Чтоб мазь приготовить, я ветви сандала
Когда-то для Кунти одной растирала.
Сын Кунти, на руки мои посмотри ты:
Натруженные, волдырями покрыты»!
И руки в мозолях она показала,
И с горьким отчаяньем мужу сказала:
«Ни Кунти, ни вас не боялась когда-то,
А ныне бывает мне страшен Вирата, —
Служанке, у ног его в прахе простёртой:
Он ценит сандал, только мною растёртый,
И жду я: одобрит ли он притиранья»?
Расплакалась, сердце Воителя раня:
«Какой совершила я грех, Бгимасена?
Ужели страдать я должна неизменно»?
И сжалась душа Бгимасены от боли.
Он руки её, на которых мозоли,
Приблизил к лицу своему, крепкостанный,
Губитель врагов. Он не плакал от раны,
А ныне заплакал, в лицо её глядя,
Распухшие руки дрожащие гладя.
Другие части этой статьи:
Статьи, подтверждающие и дополняющие эти сведения.
Всеславъ | 28.12.2014 | 52,612
Всеславъ | 28.12.2014 | 17,547
