В одиннадцатой части этой статьи мы продолжаем знакомство с Махабхаратой, осмысливая её Древние Славяно-Арийские образы. Перед началом чтения 11-й части этой статьи советую прочитать сначала её предыдущие части:
Разъяснение древних Славяно-Арийских образов.
Разъяснение образов, встречающихся в этой главе, даётся не в алфавитном порядке, а для удобства усвоения их смысла – в порядке их появления в тексте стихов.
Шайбья. В соответствии с Симфоническим Санскритско-Русским Толковым Словарём Махабхараты академика Б.Л. Смирнова (в дальнейшем, для краткости – ССРТСМ) перевод таков: Сaibya - «Потомок Шиби», дочь раджи, сторонника Пандавов. Шиби — один из прославленных раджей древности, из рода Яяти.
Рассмотрим образное значение имени Шайбъя: Ш – Ширь (Необъятность, Величественность), А – Асъ (Азъ – Богочеловек), Й – Инить (Гармония наша истинна, утверждённая и сотворённая, т.е. уже приведённая в определённый порядок), Б – Боги, Ъ – Твердо (Утверждение), Я – Арь (А краткое, т.е. Я – Взаимосвязь Небесного (i) и земного (а). Совместив образы воедино, получим: «Великая Богиня, воплощённая в мире Яви, утверждающая и гармонизирующая взаимосвязь Небесного и земного».
Старая. Образное значение слова Старая таково: Ста – цифра 100, Ра – Изначальный свет Прародителя, Я – местоимение, т.е. «Я – стократная сила Ра» или «Я – Стосветлая».
СКАЗАНИЕ О САВИТРИ – О ЖЕНЕ ПРЕДАННОЙ И ЛЮБЯЩЕЙ.
Араньяка Парва (Книга третья, «Лесная»), главы 277—283.
БОГ СМЕРТИ ВОЗВРАЩАЕТ САТЬЯВАНУ ЖИЗНЬ.
«Да будет, как просишь,— сказал убеждённо
Петлю развязал Царь всеправедный Кона.—
О, чистая, муж твой отпущен. Отселе
Уйдёте вдвоём и достигнете цели.
Согласно Заветам и Древним Обрядам,
Четыреста лет проживёте вы рядом.
Царевичей сотню родишь ты, Савитри.
Сыны твои станут, искусными в битве,
Потомками будут гордиться своими,
Твоё, сквозь века, пронесут они имя.
И сто сыновей, чьё прозванье – малавы,
Отец твой родит ради Правды и Славы.
Как тридцать Богов, будут силой богаты
Все братья твои, облачённые в латы».
Сказав, удалился, светясь лучезарно.
Она, посмотрев ему вслед благодарно,
Над телом усопшего мужа склонилась.
Ждала, трепеща: совершится ли милость?
Вновь голову мужа себе на колени
Она положила, присев средь растений,
И тот, кто лежал на земле бездыханно,
Открыл свои губы и очи нежданно,
Как будто он только заснул – и проснулся,
Как будто из странствий далёких вернулся!
Сказал, на любимую с лаской взирая:
«Не правда ли, долго я спал, дорогая?
Скажи, не во сне ли я видел ужасном:
Тащил меня муж в одеянии красном»?
В ответ – Савитри: «О великий в стремленьях!
Ты сладко заснул у меня на коленях.
Бог смерти сюда приходил красноокий...
Скажи,— исцелил тебя сон твой глубокий?
И если прошла твоя боль головная,—
Пойдём, ибо тьма наступает ночная».
Сатъяван, обретший сознание снова,
Взглянул на цветение мира лесного
И молвил, как будто от сна восставая:
«Рубил я дрова, о, жена дорогая,
Почувствовав боль в голове, на колени
Твои я прилёг, чтоб найти исцеленье.
Вдруг тьмою оделись поляны и рощи.
Я мужа увидел неслыханной мощи.
Что было со мною? То сон или бденье?
То был человек иль явилось виденье»?
Сказала жена: «Мгла ночная сгустилась.
Поведаю завтра о том, что случилось.
И мать и отца ты оставил в смятенье,
Пойдём, ибо ночи надвинулись тени.
Здесь ищет свирепая нечисть корысти,
Здесь рыщет зверьё, здесь тревожатся листья,
Здесь воют шакалы,— полна я испуга
От их голосов, долетающих с юга».
А муж: «Но во тьме ты не сыщешь дороги,
Быть может от страха отнимутся ноги».
Она: «Вот огонь, раздуваемый ветром:
Лес нынче горел; если хочешь ты, светлым
Я сделаю путь, прогони опасенья,—
Огонь принесу, разожгу я поленья.
Но если ты болен, идти тебе трудно,
А ночью дорога опасна, безлюдна,
Тогда посидим у костра до рассвета,
А завтра пойдём, о, блюститель Обета»!
Сатъяван: «Прошла моя боль головная,
Родители ждут меня, тяжко страдая.
До сумерек мать запрещала мне слёзно
Скитаться,— ни разу я не был так поздно
В лесу! Даже днём поброжу я немного,—
Уже у родителей в сердце тревога,
Вернусь,— от обиженных слышу упрёки:
«Как долго в лесу ты бродил, одинокий»!
В каком же волненье родители ныне,
В тревоге какой о единственном сыне!
Как часто, когда вечера наступали,
Они говорили мне в светлой печали:
«Докуда ты жив, мы не знаем забвенья.
Не сможем прожить без тебя и мгновенья.
Сыночек, ты – посох для старца слепого,
Ты наших потомков – оплот и основа,
В тебе – поминальная жертва, и слава,
[1]И нашего рода надежда и право»!
Как мог я в лесу утомиться так скоро,
Когда я – родителей слабых – опора!
Лишиться страшусь стариков своих милых,—
Я вынести горе такое не в силах!
Я знаю, волнуется наша обитель,
Терзается думой безсонный родитель,
Измучена матушка скорбью своею,—
О нет, не себя,— стариков я жалею!
Живу я, чтоб жили они, торжествуя,—
Для счастья, для жизни двух Старцев живу я»!
Сказал и воздел он с молвлением руки.
Услышав отчаянья громкие муки,
Воскликнула праведница молодая,
С ресниц его слёзы рукою снимая:
«Пусть свёкра с свекровью хранит моя сила,—
Обеты и жертвы, что я приносила.
Вовек не сказала я речи обманной,—
Так пусть моя Правда им будет охраной»!
Сатъяван: «Пойдём, ибо сердцем измучусь,
Боюсь, что ужасна родителей участь.
А будет им горе,— не справлюсь с собою.
Пойдём же, прекрасная, тёмной тропою».
Тогда обняла Савитри молодая
Супруга, подняться ему помогая.
Он встал, и растёр своё тело, и взглядом
Окинул кошёлку, стоявшую рядом.
Она: «Завтра утром придём за плодами,
А острый топор пусть отправится с нами».
Повесив кошёлку на ветке древесной,
Царевна топор подняла полновесный
И, мужа другой обнимая рукою,
Лесною тропою, безлюдной, глухою,
Пошла, дивнобёдрая, лёгкой походкой.
Сатъяван сказал ей, прелестной и кроткой:
«Здесь часто бывал я и знаю дорогу.
К тому же и месяц растёт понемногу.
Тропа раздвоится, достигнув поляны,—
На север пойдём, где приют мой желанный.
Здоров я, нетрудно шагать мне далече,
С отцом, с милой матерью жажду я встречи».
ВОЗВРАЩЕНИЕ САВИТРИ И САТЬЯВАНА.
Дъюм
атсена, годы влачивший в смиренье,
Внезапно обрёл, осчастливленный, зренье.
Пошёл он с женой своей, Шайбьей, в другие,
Соседние п
устыни,
[2] рощи глухие.
Измучились, старые, в поисках сына,
И горькою стала двух Старцев судьбина.
Листок затрепещет, просвищет ли птица,
Сорвётся ли плод иль ручей заструится,—
Спешат, задыхаясь, услышав те звуки:
«Сатъяван с женою идут вдоль излуки»!
С телами, в которых торчали занозы,
С глазами, в тоске изливавшими слёзы,
С ногами, что стёрлись и были разбиты,—
Родители, грязью и кровью облиты,
Метались в лесу средь растений безгласных.
Жрецы увидали тех Старцев несчастных,
В Обитель свою привели их с дороги,
Стараясь развеять страдальцев тревоги,
Рассказ повели о деяньях героев,
О древних царях, стариков успокоив,
[3]
А те говорили о сыне рассказы,
Про детство его и былые проказы,
И плакали и восклицали, рыдая:
«О, где ты, сынок? Где сноха молодая»?
Так первый отшельник сказал им утешно:
«Была Савитри безпорочна, безгрешна,
Поэтому знайте, поэтому верьте:
Сатъяван женою избавлен от смерти»!
Второй: «Над собой одержал я победы,
Старательно мною изучены Веды,
Я с юности жил в целомудрии строгом,
Пред
Агни я чист – семипламенным Богом,
И Правду реку, Ведунами наставлен:
Сатъяван женою от смерти избавлен».
И третий сказал: «Ученик я второго.
Насыщено Правдой Учителя слово.
Он прав, ибо даром провидца прославлен:
Сатъяван женою от смерти избавлен».
Четвёртый сказал убеждённо и веско:
«Не станет вдовицею ваша невестка,—
И с этим надежду свою соразмерьте:
Сатъяван женою избавлен от смерти».
И пятый: «Обет воздержанья от пищи
Блюдёт Савитри, чтобы сделаться чище,
Ты зренье обрёл и весь мир тебе явлен,—
Так, значит, Сатъяван от смерти избавлен».
Шестой: «Так как в должном кричат направл
енье
И птицы и звери, а ты, чьё правленье
Исконно, опять овладеешь страною,—
Сатъяван от смерти избавлен женою».
Седьмой: «Царский сын наделён долголетьем,
Так, значит, живого Сатъявана встретим!»
Полночи минуло в таком разговоре,
Страдальцев немного развеялось горе,—
И видят: в приют, где живёт благочестье,
Вступают Савитри с Сатъяваном вместе.
Сказали Жрецы: «О былом не восплачем!
Ты встретился с сыном, ты сделался зрячим,
К тебе Савитри возвратилась обратно,
О, царь, значит, счастье твоё троекратно,
А скоро пребудешь в покое и мире,
И счастье твоё станет больше и шире».
Затем разожгли Светожители пламя,
Дъюматсену громко почтили хвалами.
Как дым, улетучились грусть и кручина.
Спросили отшельники царского сына:
«Ты поздно вернулся порою ночною,—
Иль раньше не мог возвратиться с женою?
Быть может, преграда была на дороге?
Отец твой и мать истерзались в тревоге,
Мы тоже к Богам обращались с мольбою,—
Царевич, поведай, что было с тобою»?
Сатъяван: «Как в глубь забрели мы лесную,
Так вдруг я почувствовал боль головную.
Заснул я, ища исцеленья от боли,—
Так долго ни разу не спал я дотоле!
Мы поздно вернулись по этой причине,
И поводов нет для смятенья отныне».
Спросил старший Жрец: «Неужели случайно
Прозрел твой отец? Если это не тайна,
То пусть Савитри, чей прославится разум,
Тьму ночи развеет правдивым рассказом».
«Не прячу я тайны,— царевна сказала,—
Всю правду поведаю вам от начала.
Предсказанный Мудрым, день смерти супруга
Пришёл. Не хотела покинуть я друга.
Заснул он в лесу под листвою густою.
Вдруг Яма Всесильный явился с петлёю.
Связал он супруга петлёю смертельной,
Понёс его к Праотцам в край запредельный.
Я грозного Бога хвалами почтила
И пять драгоценных даров получила:
Два дара для свёкра – держава и зренье;
Отцу моему – сто сынов; и даренье
Четвёртое – сто сыновей мне, смиренной;
Сатъявана жизнь – пятый дар несравненный!
Четыреста лет проживём без тревоги:
Недаром Обет выполняла я строгий.
Правдиво поведала вам, без пристрастья,
Как счастьем окончились наши несчастья».
Сказали подвижники: «В море страданий
Тонул царский род, погибая в тумане.
Жена, чьи поступки и помыслы святы,—
Весь род властелина от смерти спасла ты»!
Воздав наилучшей из женщин хваленье,
Жрецы удалились в своё поселенье.
Вновь сели при первом дыханье прохлады
И утренние совершили Обряды.
Внезапно Старейшины-Шалвы, все вместе,
Пришли, принесли долгожданные вести:
«Придворный убил похитителя власти,
И войско бежало, распавшись на части.
Народ в единенье Дъюматсену славит:
«Незрячий иль зрячий – пусть нами он правит»! —
О, царь, с этим прибыли мы из столицы,
Собрав твоё войско и взяв колесницы.
Услышь славословья народа родного,
Воссядь на престоле наследственном снова»!
Упали, на облик взглянув величавый:
Вновь зренье обрёл повелитель Державы,
Как будто он снова и силен и молод!
Почтил он Жрецов и отправился в город
В большой, запряжённой людьми, колеснице,
Где место нашлось и снохе и царице.
Вновь стал он царём, а наследником трона —
Сатъяван,— приверженец Древнего Кона.
Величье его Савитри озарила,
Когда ему сто сыновей подарила,
И сто сыновей произвел Ашвапати —
Властителей царств и водителей рати.
Отца, и супруга, и свёкра с свекровью
Спасла Савитри всепобедной Любовью.
Другие части этой статьи:
[1] Сын – продлевает род отца, совершает обряды Тризны после смерти родителей, затем, всю свою жизнь возносит им славления и жертвоприношения, завещая это своим сыновьям, внукам и правнукам, чтобы поддерживать Жизненной Силой души Предков в мире Нави на том уровне, которого они достойны. Невозможность родить сына – знак недовольства Богов жизнью родителей. Прим. ред.
[2] Пустынь: смысл – не пустота, а «пусти ны», т.е. пусти нас (в Царство Небесное). Одно из заповедных мест силы. Прим. автора.
[3] Семья Дъюматсены хоть и перешла в варну Свещеннослужителей, ведя жизнь Волхвов-отшельников, но ещё не обладала такими способностями, как у Жрецов, а тем более, Ведунов т.е. прочной Верой: Веданием Ра, ясновидением, яснослышанием и т.п. Поэтому долгое отсутствие сына со снохой ввергло их в панику. Волхов: волов ховающий, как правило – пастух-знахарь, изучающий взаимосвязи в Природе, лечебные свойства растений и целительство. Жрец: жизнь реце – прорицатель, знаток Жизни, Учитель людей. Ведун: ведающий у ны (нас) – ведает иномирье, прошлое, настоящее и будущее, общается с Богами, учит Жрецов и Волхвов. Прим. автора.
