Волшба на крови. Часть II.
Встреча в глуши.
Под пальцами жестоких холодов
Потрескались – как лёд под киркой – стёкла.
Сжимается в кулак зимы ладонь,
И надо мной раскачан меч Дамоклов.
Вовне любой скиталец бы погиб.
Метель съедает каждого в дороге,
Но слышу как ступают сапоги,
И шорохи у моего порога.
В лачуге хватит места для двоих:
«Почтение тебе, бывалый странник,
Благодарю хранителей твоих,
Что невредим ты ныне и не ранен».
Он поклонился, медленно входя,
И я продолжил, подходящий ближе:
«В моих запасах только хлеб, вода.
Столетья я аскет в своём жилище».
Пришедший вынул яства из сумы,
Вина налил в дубовые бокалы:
«Давай Судьбе порадуемся мы,
Мой путь лежал через поля и скалы.
Добра тебе! Её не берегись –
Он дверь открыл на скрежет лап животных,
В избу, как другу в дом вбежала рысь,
Несущаяся речкой половодной.
Садись же, а она для нас споёт» –
Охотница лесная стала девой,
С волос стряхнула русых снег и лёд –
Пролила мёд волшебного напева:
Берёз весенних шорох в ранний час,
Тревожный гул из крон густой дубравы –
Её глас-ветер повторял для нас,
И шепчущие полевые травы…
«Воистину отец ей - Святоборъ!
Люблю я чад его, зимы и лета.
Давно мы, брат, не виделись с тобой…».
«Давно, уже минуло семь столетий…».
II.
«Единожды я слышал песнь милей
Из нежных уст прекраснейшей царевны,
Мы раньше часто говорили с ней
И разделяли множество стремлений.
Да только, есть ли смысл вспоминать,
О том, чем поплатился за гордыню
Миры родные не зовут меня
Внутри исчезла будто середина».
«Нелёгкие, хранитель, времена
Ты пережил, – сказал он, – и придётся –
Нам встретить. Чья же здесь вина?
Но прежнее ещё над нами Солнце.
Давно ль ты птицей видел Небеса,
Пил воду ртом медведя и оленя,
В огне с родными духами плясал,
Давно ль стал пленник в деревянных стенах»?
«Тебе известно, давний друг, вполне –
Ответил я, – что падших рас потомки
При помощи укрывшихся во сне
Сплетают силы новые потоки.
И каждое столетие теперь
Ко мне заходит их перста посланник,
По воле высших открываю дверь
И кости с ним бросаем на желанье.
Да, мы сражались прежде, но борьба
Победы никому не отдавала –
Сейчас у них полки людей в рабах,
Согласных с участью – а им все мало.
Из-за ничьей постановил Совет:
«Пусть заново Вселенная решает
В столетье раз, кто прав из вас, кто – нет».
И началась тогда игра большая.
Ему, однажды, знал я, повезёт,
А, значит, брат, песочно время наше…
Я слышу душ пленённых тихий зов,
И глуше становлюсь к нему, и старше.
III.
«Стрибожичъ! Ты ли позабыл, чей сын?!
Людскому нраву ты ли стал послушен?!
Что с опасеньем смотрит на часы?
– промолвил гость, – но чем он Прави лучше?
Ум человеческий всегда в плену
У мыслей, убеждений, ожиданий!
Он любит днём обожествлять Луну,
А ночью – Солнце хвалит непрестанно!
Поверил ты, что сможешь проиграть,
Когда тебе написана победа!
Та карта, что перед тобой легла –
Закат, а ночь – предвестница рассвета»!
И наши существа вздымали нас,
Меняясь в утончающихся высях,
Где жизнь на части не разделена
И дух от переменных независим.
«Ты прав, Сварога сын, как и всегда –
Поддался я иллюзии, обману,
В борьбе забыв иную благодать,
Но, полно, забываться перестану.
Предчувствовал, давно пора начать
И мне прогулку звёздными лесами.
Нет мочи оставаться по ночам
Стеснённым, узким, словно дух мой замер».
«Стрибожичъ, знай, предвестник тёмных дней –
Потомок древних рас Гипербореев.
Был воином зари, он шёл за ней,
Но стало вечереть, и всё быстрее.
Тогда поверг он жуткого врага –
Злу подчинившегося супостата.
А после осознал: «Моя рука
Убила одержимого тьмой брата!
Судьба, с которым прежде развела
На перекрёстке, перепутье новом…».
Как лезвие, как фатум, как стрела
Он стал искать и убивать виновных.
Пока не занял место брата сам,
Того, кто прежде был перстом забытых,
Его, в огне рубиновом, глазам
Приятен становился дух и быт их…
Он змееродным служит до сих пор
И души выпивает из бокалов.
Он, молвят люди, сатана и вор!
Всё зло, они твердят, – его руками!
Увы, увидеть смертным не дано
Вне времени, сквозь ветхие морали!
Да вот, прядёт Судьбы веретено
Диковинное что-то, и вне правил!
Они не могут и предположить…
Продли же, родич, мысли моей нити».
«Что жизни часть подземным одолжив,
Жрец станет, как и я, хранитель»!
IV.
«О, первенец незыблемых ветров,
Его обучишь в теле новом вскоре.
На всеславянском небе в сотни строф
Напишите совместных вы историй!
Потом пойдём с тобой в сады из звёзд,
Там встретим снова Велеса и Ладу,
И вспомнишь, как переживал всерьёз,
О том, что мрак получит Русь в награду!
В низинах будут биться до конца -
За идеалы, за благое завтра,
Чтоб от тоски не корчили лица
Густые толпы сущностей азартных.
То ль полоумные, то ль подлецы
Великих перепишут все трактаты,
И эти горе общества «отцы»
Другим укажут: «Жить вам нужно так-то…».
Продолжат в стадо собирать людей,
Злых пастырей рабы и скоморохи,
Выкрикивать: «Блудница!», «Лиходей»!
Неугасимым светочам эпохи.
Останется пока круговорот
Безумий массовых и откровений,
Продолжит жизнь идти назад-вперёд,
Продолжит кровь бежать по юным венам.
Вот так случилось, что и нам с тобой,
Дабы понять безмерность и границы,
Касаться почвы твёрдою ступнёй,
И думать: «Почему нам космос снится»?!
Чтоб кожу гладила в лесах листва,
Чтоб вслед идти в моря бегущим рекам…
Пришлось и нам, нездешним существам,
Родиться вместе с ветхим человеком».
V.
А за окном всё тише зимний крик,
Мороз разжал в ладонь кулак смертельный.
И наши сущности вне игр, вне интриг
Познали снова Поднебесья Земли:
В свои набрали груди ветра всласть,
На свете становились всем дышащим,
Взлетали небом, морем, чтоб упасть.
Их голоса – слова и вздохи наши.
Они кричали ртами гневных, злых,
От любящих - любимым говорили,
И гасли – и рождались из золы,
Несясь на пламенных драконьих крыльях.
Пока мы с ним сидели за столом,
И знали, что Верховные Начала
Вели беседу пылко о своём,
О чем-то, нет где счастья и печали.
И наша речь лилась, подобно Их,
Нам пела дева русая, им – Тара.
Тогда вздохнул шаман: «Буран утих»,
«Утих» - ответил я, хранитель-старец…
