Стезя Праведного: откровения Души – Истинному Я.

Автор: Всеславъ − соратник Родобожия.

Умар ибн Али ибн аль-Фа́рид (1181 — 1235 г.г.) — Арабский мистик – поэт-суфий, представитель западной ветви Суфизма в Исламе. Его прозвище — «Султан аль-Ашикин» - Царь Влюблённых.

В Ведах предсказано, что при наступлении Ночи Сварога (Кали-юги) единая Вера – Ведание Ра (Изначального Света Прародителя), подобно осколкам разбитого зеркала, раздробится на множество религий, содержащих в себе лишь часть Истины, соответствующей времени, месту, обстоятельствам и уровню сознания народа, принявшего ту или иную религию. Это мы и наблюдаем ныне.

Религиозные общины, как правило, состоят из администраторов, фанатиков и Духовно Просветлённых Личностей. Администраторы и фанатики разных религий, обычно, враждуют на религиозной почве под лозунгом «только наша религия – истинна». Духовно Просветлённые Личности осознают, что Прародитель – Един и Множественен одновременно и проявляет Себя во всём – в Космосе, Земной Природе, человеческом обществе и, даже, в религиях.

Поэтому, Светые Праведники, к какой бы религии они официально не принадлежали, являясь Богами мира Слави, принадлежат – Родобожию, которое объемлет все религии, как отдельные части Целостного Ведического Мировоззрения.

Таким Светым Праведником является и Царь Влюблённых – Умар ибн Али ибн аль-Фа́рид, получивший духовное просветление через Суфизм. Суфизм – мистическое направление в Исламе, дающее возможность своим последователям взглянуть «за ширму» мёртвых форм и косных догм, чтобы узреть за этой «ширмой» - Истину.

Но пришёл он к Истине не сразу. Занявшись Суфизмом, он надолго уединялся на склонах горы Мокаттам (под Каиром), общаясь только с дикими зверями, занимаясь аскезами и размышлениями. После смерти отца, при котором Ибн аль-Фа́рид находился некоторое время, прервав отшельничество, он вернулся к аскетической жизни и странствиям в поисках Божественного Откровения.

Оградив себя от мирской суеты, умерщвляя плоть постами и аскезами, он предавался «зикру», т.е. повторению определённых формул, слов, сопровождаемому иногда музыкой и танцами (суфийскими вращениями в экстазе). Эти ритуалы помогли ему пройти путь к конечному состоянию, в котором к Суфию приходит откровение и его взор озаряется видением Истины. Свершилось «Свещенное соединение Любящего с Возлюбленной» - Дивьего тела (Души) с Истинным Я (Главной Живой сознания человека), а через Главную Живу – со Всевышним Прародителем.

Как видно из сказанного, духовные практики Суфизма во многом соответствуют Ведическим духовным практикам Родобожия (мантры, молвления, славословия, йога, посты, аскезы, статические и динамические медитации, в том числе и под музыку).

Около пятнадцати лет Царь Влюблённых провёл в Мекке, где написал большую часть своих трудов. Он не оставил после себя трактатов по теории и практике Суфизма, но то небольшое стихотворное наследие, собранное впоследствии его внуком Алием в небольшом «диване», стало жемчужиной Арабской поэзии. Его стихи, полностью Суфийские, всемирно признаны величайшим мистическим литературным памятником Арабского искусства. Есть свидетельства, что несколько стихотворений им были написаны в мистическом экстазе.

«Стезя Праведного» или «Большая касыда» Абу ибн аль-Фа́рида – это уникальное явление в мировой поэзии, мистике, психологии и духовидении. Это произведение в поэтической форме передаёт переживания человека, становящегося Светым.

Последовательно перенося внимание из Ложного Эго (чувств, ума, разума, интеллекта) в своё Дивье тело (Душу), а, затем, в своё Истинное Я (Главную Живу сознания), поэт входит в состояние Нирваны (не рваного – Целостного Мировосприятия) и наполняется Радостью – достатком Ра (Изначального Света Прародителя). Сливаясь с Ним и осознавая единство капли сознания своей Главной Живы – сияющей частицы Всевышнего Прародителя со Вселенским Океаном Его Сознания, поэт видит сияние Истинных Я (Главных Жив) других людей и всех живых существ. Более подробно процессы переноса внимания в высшие центры сознания человека описаны в статьях «Жизненный Крест Славян и Ариев» и «Душа человека. Правда и ложь о ней».

То, что практически невозможно описать словами, Абу ибн аль-Фа́риду удалось мастерски воплотить в стихах. Однако, довольно вступительных слов. Пора передать слово Царю Влюблённых!

СТЕЗЯ  ПРАВЕДНОГО.

Глаза поили Душу Красотой...
О, Мирозданья кубок золотой!

И я пьянел от сполоха Огней,
От звона чаш и радости друзей.

Чтоб охмелеть, не надо мне вина -
Я напоён Сверканьем допьяна.

Любовь моя, я лишь Тобою пьян,
Весь мир расплылся, спрятался в туман,

Я сам исчез, и только Ты одна
Моим глазам, глядящим внутрь, видна.

Так, полный Солнцем кубок пригубя,
Себя забыв, я нахожу Тебя.

Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты
Земного мира, - исчезаешь Ты.

И я взмолился: «Одари меня
Единым взглядом здесь, при свете дня,

Пока я жив, пока не залила
Сознанье мне сияющая мгла.

О, появись или сквозь зыбкий мрак -
Из глубины подай мне тайный знак!

Пусть прозвучит Твой голос, пусть в ответ
Моим мольбам раздастся только: «Нет»!

Скажи, как говорила Ты другим:
«Мой лик земным глазам неразличим».

Ведь некогда раскрыла Ты уста,
Лишь для меня замкнулась немота.

О, если б так Сиянъ [1] затосковал,
В горах бы гулкий прогремел обвал,
 
И если б было столько слёзных рек,
То, верно б, Ноев [2] затонул ковчег!

В моей груди – Огонь с горы Хоривъ [3]
Внезапно вспыхнул, сердце озарив.

И если б не неистовство Огня,
То слёзы затопили бы меня,[4]

А если бы не слёз моих поток,
Огонь Свещенный грудь бы мне прожёг.

Не испытал Иаков [5] ничего -
В сравненье с болью сердца моего,

И все страданья Иова [6] – ручей,
Текущий в море горести моей.

Когда бы стон мой услыхал Аллах,
Наверно б, лик свой Он склонил в слезах.

О, каравана добрый проводник,
Услышь вдали затерянного крик!

Вокруг пустыня. Жаждою томим,
Я, словно, разлучён с собой самим.

Мой рот молчит, Душа моя нема,
Но боль горит и говорит сама.

И только Духу внятен тот язык -
Тот безсловесный и беззвучный крик.

Земная даль – пустующий чертог,
Куда Он вольно изливаться мог.

И Мироздание вместить смогло
Всё, что во мне сверкало, билось, жгло -

И, Истиной наполнившись моей,
Вдруг загорелось сонмами Огней.

И тайное моё открылось вдруг,
Собравшись в Солнца раскалённый круг.

Как будто кто-то развернул в тиши
Свещенный Свиток – тайнопись Души.

Его никто не смог бы прочитать,
Когда б Любовь не сорвала печать.

Был запечатан плотью Тайный Свет,
Но тает плоть – и тайн у Духа нет.

Всё Мирозданье – говорящий Дух,
И Книга Жизни льётся миру в слух.

А я... – Я скрыт в Тебе, Любовь моя.
Волною Света захлебнулся Я.[7]
 
И если б смерть сейчас пришла за мной,
То не нашла б приметы ни одной.

Лишь эта боль, в которой скрыт весь «Я», -
Мой бич? Награда страшная моя!

Из Блеска, из Надмирного Огня -
На Землю вновь не высылай меня.

Мне это тело сделалось чужим,
Я сам желаю разлучиться с ним.

Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,-
Текущий Огнь, Горящая Любовь!

О, как сказать мне, что такое Ты,
Когда сравненья грубы и пусты!

Рокочут речи, как накат валов,
А мне все время не хватает слов.

О, этот вечно пересохший рот,
Которому глотка недостаёт!

Я жажду жажды, хочет страсти страсть,
И лишь у смерти есть над смертью власть.

Приди же, смерть! Сотри черты лица!
Я – Дух, одетый в саван мертвеца.

Я весь исчез, мой затерялся след.
Того, что глаз способен видеть, - нет.

Но сердце мне прожгла внезапно весть
Из недр: «Несуществующее – есть»!

Ты жжёшься, Суть Извечная моя,-
Вне смерти, в Сердцевине Бытия,[8]
 
Была всегда и вечно будешь впредь.
Лишь оболочка может умереть.

Любовь жива без губ, без рук, без тел,
И дышит Дух, хотя бы прах истлел.

Нет, я не жалуюсь на боль мою,
Я только боли этой не таю.

И от кого таиться и зачем?
Перед врагом я буду вечно нем.

Он не увидит ран моих и слёз,
А если б видел, новые б принёс.

О, я могу быть твёрдым, как стена,
Но здесь, с Любимой, твёрдость не нужна.

В страданье был я терпеливей всех,
Но лишь в одном терпенье – тяжкий грех:

Да не потерпит Дух мой ни на миг
Разлуку с Тем, чем жив Он и велик!

Да ни на миг не разлучится с Той,
Что жжёт его и лечит Красотой.

О, если свой прокладывая путь,
Входя в меня, Ты разрываешь грудь,-

Я грудь раскрыл – войди в неё, изволь,-
Моим Блаженством станет эта боль.

Отняв весь мир, себя мне даришь Ты,
И я не знаю большей доброты.

Тебе покорный, я принять готов
С великой честью всех Твоих рабов:

Пускай меня порочит клеветник,
Пускай хула отточит свой язык,

Пусть злобной жёлчи мне подносят яд -
Они моё тщеславье поразят,

Мою гордыню тайную гоня,
В борьбу со мною вступят за меня.

Я боли рад, я рад такой борьбе,
Ведь Ты нужней мне, чем я сам себе.

Тебе ж вовек не повредит хула,-
Ты – То, что есть, Ты – Та же, что была.

Я вглядываюсь в Ясные Черты -
И втянут в пламя Вечной Красоты.
 
И лучше мне сгореть в Её огне,
Чем жизнь продлить от Жизни в стороне.

Любовь без Жертвы, без тоски, без ран?
Когда же был покой влюблённым дан?

Покой? О нет! Блаженства Вечный Сад,
Сияя, жжёт, как раскалённый ад.

Что ад, что рай? О, мучай, презирай,
Низвергни в тьму,- где Ты – там будет рай.

Чем соблазнюсь? Прельщусь ли миром всем? -
Пустыней станет без тебя Эдем.[9]

Мой Бог – Любовь. Любовь к Тебе – мой Путь.
Как может с сердцем разлучиться грудь?

Куда сверну? Могу ли в ересь впасть,
Когда меня ведёт Живая Страсть? [10]

Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг
Любовь к другой, я был бы еретик.

Любовь к другой? А не к Тебе одной?
Да разве б мог я оставаться мной,

Нарушив клятву неземных основ,
Ту, что давал, ещё не зная слов,

В преддверье Мира, где покровов нет,
Где к Духу – Дух течёт и к Свету – Свет?

И вновь клянусь торжественностью уз,
Твоим Любимым Ликом я клянусь,

Заставившим померкнуть лунный лик;
Клянусь всем тем, чем Этот Свет велик,-

Всем совершенством, стройностью Твоей,
В которой – узел сцепленных лучей,

Собрав весь Блеск Вселенский, вспыхнул вдруг
И победил непобедимость мук:

«Мне – Ты нужна! И я живу, любя
Тебя одну, во всем – одну Тебя!
 
Кумирам чужд, от суеты далёк,
С души своей одежды я совлёк,

И в Первозданной Ясности встаю,
Тебе открывши наготу мою.

Чей взгляд смутит меня и устыдит?
Перед Тобой излишен всякий стыд.

Ты смотришь вглубь, Ты видишь сквозь покров
Любых обрядов, и имён, и слов.

И даже если вся моя родня -
Начнёт позорить и бранить меня,

Что мне с того? Мне родственны лишь те,
Кто благородство видит в наготе.

Мой брат по Вере – Истинный мой Брат [11]
Умён безумьем, бедностью богат.

Любовью полн, людей не судит он,
В его груди живёт лишь Божий Конъ,[12]

Не выведенный пальцами писца,
А Жаром Страсти вписанный в сердца.

О, Божий Конъ, перед лицом твоим -
Да буду я вовек непогрешим.

И пусть меня отторгнет целый свет! -
Его сужденье – суета сует.

Тебе открыт, Тебя лишь слышу я,
И только Ты – строжайший мой судья».

И вот в молчанье стали вдруг слышны
Слова из сокровенной глубины.

И сердце мне пронзили боль и дрожь,
Когда, как гром, раздался голос: «Ложь!

Ты лжёшь. Твоя открытость – неполна.
В тебе живу ещё не Я одна.
 
Ты отдал мне себя? Но не всего,
И себялюбье в сердце не мертво.

Вся тяжесть ран и бездна мук твоих -
Такая малость, хоть и много их.

Ты сотни жертв принёс передо мной,
Ну, а с меня довольно и одной.

О, если бы с моей – судьба твоя,
Слились в едину Радость Бытия!

О, если б, спутав все свои пути,
Ты б затерялся, чтоб меня найти,

Навек и вмиг простясь со всей тщетой,
Вся сложность стала б Ясной Простотой,

И ты б не бился шумно о порог,
А прямо в дом войти бы тихо смог.

Но ты не входишь, ты стоишь вовне,
Не поселился, не живешь во мне.

И мне в себя войти ты не даёшь,
И потому все эти клятвы – ложь.

Как страстен ты, как ты велеречив,
Но ты – всё ты. Ты есть ещё, ты жив.

Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри
Я ожила взамен тебя, - умри»!

И я, склонясь, тогда ответил Ей:
«Нет, я не лжец, молю тебя – убей!

Убей меня и верь моей мольбе:
Я жажду смерти, чтоб ожить в Тебе.

Я знаю, как целительна тоска,
Блаженна рана и как смерть сладка,

Та смерть, что, грань меж нами разрубя,
Разрушит «я», чтоб влить Меня в Тебя.[13]

Разрушит грань – отдельность двух сердец,
Смерть – это выход в Жизнь, а не конец.[14]

Бояться смерти? Нет, мне Жизнь страшна,
Когда разлуку нашу длит она,

Когда не хочет слить двоих в одно,
В один сосуд – единое вино.

Так помоги мне умереть, о, дай
Войти в Безкрайность, перейдя за край,-
 
Туда, где правит лишь Небесный Конъ,
Где побеждает тот, кто побеждён.

Где мёртвый – жив; влачащий жизнь – мертвец,
Где лишь Начало – То, что здесь конец,

И где царит над миром только Тот,
Кто ежечасно царство раздаёт. [15]

И перед славой этого Царя -
Тускнеет Солнце, Месяц и Заря.

Но эта слава всходит в глубине,
Внутри Души, и не видна вовне.

Её Свеченье видит внешний взор,
Как нищету, безчестье и позор.

Я лишь насмешки слышу от людей,
Когда пою им о Любви своей».

«Где? Кто? Не притчей, прямо говори»! -
Твердят они. Скажу ль, что Ты внутри,

Что Ты живешь в родящей Солнце тьме,-
Они кричат: «Он не в своём уме»!

И брань растёт, летит со всех сторон...
Что ж, Я умом безумца наделён:[16]

Разбитый – цел, испепелённый – твёрд,
Лечусь – болезнью, униженьем – горд.

Не ум, а сердце любит, и ему
Понятно непонятное уму.

А сердце – немо. Дышит глубина,
Неизречённой Мудрости полна.

И в Тайне Тайн, в глубинной той ночи
Я слышал приказание: «Молчи»!

Пускай о том, что там, в груди, живёт,
Не знают рёбра и не знает рот.

Пускай не смеет и не сможет речь -
В словесность Безсловесное облечь.

Солги глазам и ясность спрячь в туман -
Живую Правду сохранит обман.

Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей – Тайну сбережёшь.

И тем, кто просит точных, ясных слов,
Я лишь молчанье предложить готов.

Я сам, Любовь в молчанье углубя,
Храню Её от самого себя,

От глаз и мыслей и от рук своих, -
Да не присвоят То, что больше их:

Глаза воспримут образ, имя – слух,
Но только Дух обнимет цельный Дух!

А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык, -

Он прокричит, что имя – это Ты,
И Ты уйдёшь в глубины немоты.

И я с Тобой. Покуда Дух – живой,
Он – пленный Дух. Не Ты моя, я – Твой.

Моё стремление – Тобой владеть
Подобно жажде птицу запереть.
 
Мои желанья – это западня.
Не я Тебя, а Ты возьми меня -

В свою безмерность, в глубину и высь,
Где Ты и Я – в Единое слились,[17]

Где уши видят и внимает глаз...
О, растворения высокий час.

Простор Безсмертья, целостная гладь -
То, что нельзя отдать и потерять.

Смерть захлебнулась валом Бытия,
И вновь из смерти возрождаюсь Я.

Но Я – иной. И Я, и Ты, и Онъ – Всё – Я.[18]
Я сам в себе не заключён.

Я отдал всё. Моих владений нет,
Но Я – весь этот Целокупный Свет.

Разрушил дом и выскользнул из стен,
Чтоб получить Вселенную взамен.

В моей груди, внутри меня живёт
Вся глубина и весь Небесный Свод.

Я буду, Есмь, Я был ещё тогда,
Когда звездою не была звезда.

Горел во тьме, в огне являлся вам,
И вслед за мною всех вас вёл имам.[19]

Где я ступал, там воздвигался Храм,
И кибла [20] киблы находилась там.

И повеленья, данные векам,
Я сам расслышал и писал их сам.

И Та, кому в Свещенной Тишине
Молился я, сама молилась мне.

О, наконец-то мне постичь дано:
Вещающий и Слышащий – Одно! [21]
 
Перед собой склонялся я в мольбе,
Прислушивался молча сам к себе.

Я сам молил, как Дух глухонемой,
Чтоб в мой же слух проник бы голос мой;

Чтоб засверкавший глаз мой увидал
Своё сверканье в глубине зеркал.

Да упадёт завеса с глаз моих!
Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,

Чтоб Вечное расслышать и взглянуть -
В саму Неисчезающую Суть,

Свещенную Основу всех сердец,
Где Я – творение и Я – Творец.

Аз Есмь – Любовь. Безгласен, слеп и глух,
Без образа – творящий образ Дух.

От века Сущий, Он творит, Любя,
Глаза и уши, чтоб познать себя.

Я слышу голос, вижу блеск Зари,
И рвусь к любимой, но Она – внутри.

И, внутрь войдя, в Исток спускаюсь вновь,
Весь претворясь в безликую Любовь.

В одну Любовь. Я – Всё. Я отдаю
Свою отдельность, скорлупу свою.

И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз -
Нет ничего, что восхищало вас.

Я стал сквозным – да светится Она
Сквозь мой покров, Живая Глубина!

Чтоб Ей служить, жить для Неё одной,
Я отдал всё, что было только мной:

Нет «моего». Растаяло, как дым,
Всё, что назвал я некогда моим.

И тяжесть Жертвы мне легка была:
Дух – не подобье вьючного осла.

Я нищ и наг, но если нищета
Собой гордится – это вновь тщета.

Отдай, не помня, что ты отдаёшь,
Забудь себя, иначе подвиг – ложь.

Признанием насытясь дополна,
Увидишь, что мелеет глубина,

И вдруг поймёшь среди пустых похвал,
Что, всё обретши, - Душу потерял.

Будь сам Наградой Высшею своей,
Не требуя награды от людей.

Мудрец – молчит. Таинственно нема,
Душа расскажет о себе сама,

А шумных слов пестреющий черёд
Тебя от Тихой Глуби оторвёт,

И станет чужд тебе творящий Дух.
Да обратится слушающий в слух,

А зрящий – в зренье! Поглощая Свет,
Расплавься в нём! - Взирающего нет.
 
С издельем, мастер, будь неразделим,
Сказавший слово – словом стань самим.

И любящий – пусть будет обращён
В то, чем он полн, чего так жаждет он.

О, нелегко далось Единство мне!
Душа металась и жила в Огне.

Как много дней, как много лет подряд -
Тянулся этот тягостный разлад,

Разлад с Душою собственной моей:
Я безпрестанно прекословил Ей,[22]

И, будто бы стеной окружена,
Была сурова и нема Она.

В изнеможенье, выбившись из сил,
О снисхожденье я Её просил.

Но если б снизошла Она к мольбам,
О том бы первым пожалел я сам.

Она хотела, чтобы я без слёз,
Без тяжких жалоб бремя Духа нёс.

И возлагала на меня Она
(Нет, Я – Я сам) любые бремена.

И, наконец, я смысл беды постиг,
И полюбил её ужасный лик.

Тогда сверкнули мне из темноты
Моей Души чистейшие черты.

О, до сих пор, борясь с собой самим,
Я лишь любил, но нынче я – любим!

Моя Любовь, мой Бог – Душа моя.
С самим собой соединился Я.[23]

О, стройность торжествующих глубин,
Где мир закончен, ясен и един!

Я закрывал глаза, чтобы предмет -
Не мог закрыть собой глубинный свет.

Но вот я снова зряч и вижу сквозь
Любой предмет – Невидимую Ось.

Мои глаза мне вновь возвращены,
Чтоб видеть в явном – Тайну Глубины,

И в каждой зримой вещи различить
Незримую Связующую Нить.

Везде, сквозь Всё – Единая Струя.
Она – во мне. И вот Она – есть Я.[24]
 
Когда я слышу Душ глубинный зов,
Летящий к Ней, я отвечать готов.

Когда ж моим внимаете словам,
Не я – Она сама глаголет вам.

Она безплотна. Я ей плоть мою,
Как дар, в Её владенье отдаю.

Она – в сей плоти поселённый Дух.
Мы суть – одно, сращённое из двух.

И как больной, что Духом одержим,
Не сам владеет существом своим,-

Так мой язык вещает, как во сне,
Слова, принадлежащие не мне.

Я сам – не я, затем что Я, любя,
Навеки Ей – препоручил себя.

О, если ум ваш к разуменью глух,
И непонятно вам единство двух,

И душам вашим не было дано -
В Безсчётности почувствовать одно,

То, скольким вы б ни кланялись Богам,
Одни кумиры предстояли б вам.

Ваш Бог един? Но не внутри – вовне, -
Не в вас, а рядом с вами, в стороне.

О, ад разлуки, раскалённый ад,
В котором все заблудшие горят!

Бог – всюду и нигде. Ведь если Онъ
Какой-нибудь границей отделён, -
 
Онъ – не Всецел ещё и не проник
Вовнутрь тебя, - о, Бог твой невелик!

Бог – воздух твой, вдохни Его – и ты -
Достигнешь Безпредельной Высоты.

Когда-то я раздваивался сам:
То, уносясь в восторге к Небесам,

Себя терял я, небом опьянясь,
То, вновь с Землею ощущая связь,

Я падал с неба, как орёл без крыл,
И, высь утратив, прах свой находил.

И думал я, что только тот, кто пьян,
Провидит Смысл сквозь пламя и туман,

И к Высшему возносит лишь экстаз,
В котором тонет разум, слух и глаз.

Но вот я трезв и не хочу опять
Себя в Безмерной Выси потерять,

Давно поняв, что Цель и Смысл Пути -
В самом себе Безмерное найти.

Так откажись от внешнего, умри -
Для суеты и оживи внутри!

Уняв смятенье, сам в себе открой
Незамутнённый Внутренний Покой!

И в Роднике Извечной Чистоты [25] -
С самим собой соединишься ты.

И будет взгляд твой углублённо тих,
Когда поймёшь, что в мире нет чужих,

И те, кто силы тратили в борьбе,
Слились в одно и все живут в тебе.

Так не стремись определить, замкнуть
Всецелость в клетку, в проявленье – Суть.

В безсчетных формах Мира разлита -
Единая Живая Красота, -

То в том, то в этом, но всегда одна,-
Сто тысяч лиц, но все они – Она.
 
Она мелькнула ланью среди трав,
Маджнуну нежной Лейлою представ;[26]

Пленила Кайса и свела с ума -
Совсем не Лубна, а Она сама.[27]

Любой влюблённый слышал Тайный Зов -
И рвался к Ней, закутанной в покров.

Но лишь покров, лишь образ видел он
И думал сам, что в образ был влюблён.

Она приходит, спрятавшись в предмет,
Одевшись в звуки, линии и цвет,

Пленяя очи, грезится сердцам,
И Еву зрит разбуженный Адам.[28]

И, всей душой, всем телом к ней влеком,
Познав её, становится отцом.

С Начала Мира это было так,
До той поры, пока лукавый враг -

Не разлучил смутившихся людей
С Душой, с Любимой – с Сущностью своей.

И ненависть с далёких этих пор -
Ведёт с Любовью безконечный спор.

И в каждый век отыскивает вновь
Живую Вечность – Вечная Любовь.

В Бусейне, Лейле, в Аззе он возник,[29] -
В десятках лиц – Её единый лик.

И все Её любившие – Суть Я,[30]
В жар всех сердец влилась Душа моя.

Кусаййир, Кайс, Джамиль или Маджнун [31] -
Один напев из всех звучащих струн.

Хотя давно окончились их дни,
Я в Вечности был прежде, чем они.

И каждый облик, стан, лица овал -
За Множеством – Единое скрывал.[32]

И, Красоту Единую любя,
Её вбирал я страстно внутрь себя.

И там, внутри, как в зеркале немом,
Я узнавал Её в себе самом.

В той глубине, где разделений нет,
Весь сонм огней слился в Единый Свет.

И вот, лицо поднявши к Небесам,
Увидел Я, что и Они – Я сам.[33]

И Дух постиг, освободясь от мук,
Что никого нет «рядом» и «вокруг»,

Нет никого «вдали» и в «вышине»,-
Все дали – Я, и Всё живёт во Мне.[34]
 
«Она есть Я», но если мысль моя
Решит, паря: Она есть только Я,

Я в тот же миг низвергнусь с облаков
И разобьюсь на тысячи кусков.

Душа – не плоть, хоть дышит во плоти
И может плоть в высоты увести.

В любую плоть переселяться мог,
Но не был плотью Всеобъявший Бог.

Так, к нашему Пророку – Гавриил,[35]
Принявши облик Дихья,[36] приходил.

По плоти – муж, такой, как я и ты,
Но Духом – житель Райской Высоты.

И Ангела всезнающий Пророк -
В сём человеке ясно видеть мог.

Но значит ли, что Вождь Духовных Сил,
Незримый Ангел – человеком был?

Я человек лишь, и никто иной,
Но Горний Дух – соединён со мной.

О, если б вы имели Благодать
В моей простой плоти – Его узнать,

Не ждя наград и не страшась Огня,
Идти за мной и полюбить меня!

Я – ваше Знанье, ваш Надёжный Щит,
Я отдан вам и каждому открыт.

Во тьме мирской Я – Свет Безсонный ваш.
Зачем прельщает вас пустой мираж,

Когда ключом обильным вечно бьёт
Живой Источник всех моих щедрот?!

Мой юный друг, шаги твои легки!
На берегу остались старики,

А Море Духа ждёт, чтобы сумел
Хоть кто-нибудь переступить предел.

Не застывай в почтении ко мне,
Иди за мною – прямо по волне,

За мной одним, за тем, кто вал морской -
Берёт в узду спокойною рукой,

И, трезвый, укрощает океан,
Которым мир воспламенённый пьян.

Я не вожатый твой, Я – Путь и Дверь.[37]
Войди в мой Дух и внешнему не верь!
 
Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введёт в душевный мрак.

Где Я – там Свет. Я жив в Любви самой.
Любой влюблённый – друг вернейший мой,

Мой храбрый воин и моя рука,
И у Любви – безчисленны войска.

Но у Любви нет цели. Не убей -
Свою Любовь, прицел наметив ей.

Она сама – вся Цель своя и Суть,
К себе самой вовнутрь ведущий путь.

А если нет, то в тот желанный миг,
Когда ты «цели» наконец достиг,

Любовь уйдёт внезапно, как порыв,
Слияние – в разлуку превратив.

Будь счастлив тем, что ты живёшь, любя.
Любовь – высоко вознесла тебя.

Ты стал главою всех существ живых
Лишь потому, что сердце любит их.

Для Любящих – племён и званий нет.
Влюбленный ближе к Небу, чем Аскет,

И чем Мудрец, что, знаньем нагружён,
Хранит ревниво груз былых времён.

Сними с него его бесценный хлам,
И он немного будет весить сам.

Ты не ему наследуешь. Ты – Сын
Того, кто Знанье черпал из глубин

И в тайники ума не прятал кладь,
А всех сзывал, чтобы Её раздать.

О, Страстный Дух! Все очи, все Огни -
В своей груди одной соедини!

И, шествуя по Млечному Пути,
Полой одежд горящих – мрак смети!
 
Весь Мир в Тебе, и Ты, как Мир, - Един.
Со всеми будь, но избегай общин.

Их основал когда-то Дух, но вот
Толпа рабов, отгородясь, бредёт

За буквой следом, накрепко забыв
Про Воли зов и про Любви порыв.

Но им не Воля – цепи им нужны.
Они свободой порабощены.

И, на колени пав, стремятся в плен
К Тому, Кто всех зовёт восстать с колен!

Знакомы им лишь внешние пути,
А Дух – велит вовнутрь себя войти!

И в глубине увидеть, наконец,
В Едином Сердце – тысячи сердец.[38]

Вот твой предел – Духовный Океан,
Твоей Души – сверкающий Сиянъ.

Но здесь замри. Останови полёт,
Иначе пламя грудь твою прожжёт.

И, равновесье обретя, вернись -
К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.

О, Твердь Души! Нерасторжимость уз!
Здесь в смертном теле – с Вечностью союз,

И просветлённость трезвого ума,
Перед которым расступилась тьма!

Я – только сын Аллаха, я не Бог,
Но Я – достичь своей вершины смог,

И сквозь земные вещи заглянуть
В Нетленный Блеск – Божественную Суть.
 
Она одна на всех, и, верен ей,
Я поселился в центре всех вещей.

Мой Дух – Всеобщий Дух, и Красота
Моей души в любую вещь влита.

О, не зовите Мудрецом меня,
Пустейший звук безсмысленно бубня.

Возьмите ваши звания назад, -
Они одну лишь ненависть плодят.

Я То, что Есть. Я всем глазам открыт,
Но только сердце – Свет мой разглядит.

Ум груб, неповоротливы слова
Для тонкой Сути, блещущей едва.

Мне нет названий, очертаний нет.
Я вне всего, я – Дух, а не предмет.

И лишь иносказания одни -
Введут глаза в Незримость, в Вечность – дни,

Нигде и всюду мой незримый Храм,
Я отдаю приказы всем вещам.

И слов моих благоуханный строй
Дохнёт на Землю – Вечной Красотой.

И, подчинясь чреде ночей и утр,
Законам дней, сзываю всех вовнутрь,

Чтоб ощутить Незыблемость Основ
Под зыбью дней и под тщетою слов.

Я – в Сердцевине Мира утверждён.
Я сам – своя Опора и свой Конъ.
 
И, перед всеми преклонясь в мольбе,
Пою хвалы и гимны сам себе.

Перевод текста: З. А. Миркина.

Правление текста: Всеславъ.

[1] Сиянъ: такое название с незапамятных времён Славяно-Арии дали главной горе Палёного Стана. Впоследствии, иудеи переименовали Палёный Стан в Палестину, а гору Сиянъ в гору Синай. Прим. автора.

[2] Ной: библейский персонаж. Прим. автора.

[3] Хоривъ: как известно, Киев основали три родных брата – Кий, Щекъ и Хоривъ. Те роды, что остались с Киемъ, стали зваться Кияне (Киевляне), те, что позже ушли с Щекомъ – Щеки (Чехи), те, что ушли с Хоривомъ стали зваться «Ты – (человек) Хорива» или «Хорива – ты» (Хорваты). В часть Князя Хорива, стало быть, была и названа гора Хоривъ.

[4] «И если б не неистовство Огня, то слёзы затопили бы меня»: подъём энергии Кундалини и раскрытие Сердечной Чакры сопровождается рефлекторным выделением слёз, что подтверждается духовным опытом всех, кто достигал раскрытия этой Чакры. Невежественные люди считают слёзы проявлением слабости. Однако, на самом деле, это проявление не слабости, а – Святости. Прим. автора.

[5] Иаков: библейский персонаж. Прим. автора.

[6] Иов: библейский персонаж. Прим. автора.

[7] «Волною Света захлебнулся Я»: речь идёт об Истинном Я (Главной Живе человека). Прим. автора.

[8] «Ты жжёшься, Суть Извечная моя,- вне смерти, в Сердцевине Бытия»: Истинное «Я» (Главная Жива человека), к которому (которой) обращается Душа поэта, как к возлюбленной, на Древнерусском языке (Санскрите) называется Брахможгёте – Жгучий Огонь Брахмы (Сварога). Прим. автора.

[9] Эдем: синоним библейского Рая. Прим. автора.

[10] Страсть – изначальный смысл слова, в соответствии с Древнерусской Буквицей, таков: С – Се (Сие), Т – Твердо (Утверждение), Ра – Изначальный Свет Прародителя, Ь – Ерь. Cотворённое, созданное, существующее, природное (Жизнь, Богом данная: при Роде). Смысл этих объединённых образов: «Это – утверждение Жизни, Богом данной: при Роде». Прим. автора.

[11] «Мой брат по Вере – Истинный мой Брат». В соответствии с Древнерусской Буквицей, Вера – это Ведание Ра (Изначального Света Прародителя). В изначальном смысле слово «Брат» – это словосочетание: «Божий Ра – Ты». Поэт ведёт речь о том, что Братом можно назвать лишь того, кто также, как и он Ведает Ра (Изначального Света Прародителя). Прим. автора.

[12] Конъ – это словосочетание «К Он Ъ (Сотворяша)», т.е. «То, что ведёт к Отцу Небесному». Прим. автора.

[13] «Разрушит «я», чтоб влить Меня в Тебя» - поэт ведёт речь о разрушении Ложного Эго («я») для слияния Души с Истинным «Я» - Главной Живой человека. Прим. автора.

[14] «Смерть – это выход в Жизнь, а не конец» - речь идёт о том, что после смерти физического тела становится легче избавиться от иллюзии материального мира, осознав, что Мироздание состоит из безконечного множества миров, среди которых – материальным мир – один из самых несовершенных. Прим. автора.

[15] «Царит над миром только Тот, кто ежечасно царство раздаёт». Веды гласят: «Истинно твоё лишь то, что ты искренне и безкорыстно даровал нуждающимся». Прим. автора.

[16] «Что ж, Я умом безумца наделён»: речь идёт об Истинной Я (Главной Живе сознания человека). Прим. автора.

[17] «Ты и «Я» – в Единое слились»: поэт ведёт речь об отождествлении Души со своим Истинным «Я» (Главной Живой человека). Прим. автора.

[18] «Я, и Ты, и Он – Всё – Я»: речь идёт о слиянии Истинного Я (Главной Живы человека) со Всевышним Прародителем. Прим. автора.

[19] Имам: по толковому словарю В.И. Даля – имам – высший чин духовенства мусульман. Прим. автора.

[20] Кибла: направление в сторону свещенной для мусульман Каабы в г. Мекке в Аравии. В этом направлении они кланяются во время молитв. Прим. автора. 

[21] «Вещающий и Слышащий – Одно»: поэт разъясняет, что Истинное Я (Главная Жива человека) – есть неотъемлемая часть Всевышнего Прародителя, как волна – часть океана. Прим. автора.

[22] «Я безпрестанно прекословил Ей»: поэт ведёт речь о том, что Ложное Эго постоянно прекословит Душе и Истинному Я (Главной Живе человека), борясь за своё мнимое главенство. Прим. автора.

[23] «Моя Любовь, мой Бог – Душа моя. С самим собой соединился Я»: поэт вещает об отождествлении Дивьего тела (Души) с Истинным Я (Главной Живой сознания человека). Прим. автора.

[24] «Везде, сквозь Всё – Единая Струя. Она – во мне. И вот Она – есть Я» - поэт ведёт речь о Параматме – надличностном Аспекте Всевышнего Прародителя, сознание которого, согласно Ведам, пронизывает сознания всех живых существ и их Главных Жив (Истинные Я), также, как нить пронизывает все бусины в бусах. Прим. автора.

[25] «Родник Извечной Чистоты»: речь идёт о чакре «Родник» (Сахасрара-чакре), которая обеспечивает духовно-энергетическую связь Истинного Я (Главной Живы человека) со Всевышним Прародителем. Прим. автора.

[26] Маджнун и Лейла: влюблённые, воспетые восточной поэзией. Прим. автора.

[27] Кайс и Лубна: влюблённые, воспетые восточной поэзией. Прим. автора.

[28] Адам и Ева: библейские персонажи. Прим. автора.

[29] Бусейн, Лейла, Азза: имена героя и героинь восточной поэзии. Прим. автора.

[30] «И все Её любившие – Суть Я» - поэт осознал, что сознание Главных Жив (Истинных Я) всех живых существ – слито с сознанием его Истинного Я (Главной Живы человека) через Параматму – надличностный Аспект Всевышнего Прародителя, сознание которого, согласно Ведам, пронизывает сознания всех живых существ и их Главных Жив (Истинные Я), также, как нить пронизывает все бусины в бусах.

[31] Кусаййир, Кайс, Джамиль, Маджнун: имена героев восточной поэзии. Прим. автора.   

[32] «За Множеством – Единое скрывал» - поэт вещает о Единстве и Множественности Всевышнего Прародителя, проявляющей себя в образах различных живых существ, Суть которых – проявление множества форм, качеств и свойств Единого Всевышнего Прародителя. Прим. автора.

[33] «Увидел Я, что и Они – Я сам» - поэт осознал единство своего Истинного Я (Главной Живы человека) с Истинными Я всех живых существ, которые являются проявлением множества форм, качеств и свойств Единого Всевышнего Прародителя. Прим. автора.

[34] «Все дали – Я, и Всё живет во Мне» - поэт вещает о том, что Сознания всего Сущего и всех живых существ в нём – едино с его сознанием, как разные волны едины с Океаном Сознания Всевышнего Прародителя. Прим. автора.

[35] Архангел Гавриил: персонаж библии. Прим. автора.

[36] Дихья: персонаж ислама. Прим. автора.

[37] «Я не вожатый твой, Я – путь и дверь» - поэт вещает об Истинном Я (Главной Живе человека). Прим. автора.

[38] «В Едином Сердце – тысячи сердец» - поэт вещает о том, что Истинные Я (Главные Живы всех людей) едины с Прародителем, как океанские волны – с океаном. Прим. автора.

Фильмы, подтверждающие и дополняющие эти сведения:


 
Распространение материалов приветствуется со ссылкой на сайт rodobogie.org и автора публикации.